20-е годы ХХ века в истории отношений России и Германии, насчитывающей не один век, можно с полным правом назвать наиболее яркими. В то далекое десятилетие по причинам самого разного характера Берлин — город, находящийся за пределами России, и более того столица государства, с которым Россия еще недавно вела долгую и кровопролитную войну, сыграл важнейшую роль в укреплении русского национального самосознания, сохранении культурных ценностей и в возрождении после революции и гражданской войны традиций начала ХХ века — периода, который Н.Бердяев назвал “культурным ренессансом предреволюционной эпохи” и “одной из самых утонченных эпох в истории русской культуры”. Тысячи и тысячи русских — военных, предпринимателей, литераторов, художников и просто людей без определенных занятий, — волей судьбы оказавшихся за границей, — составили основу для формирования в Берлине — наряду с другими центрами русской эмиграции — некую особую общность, своего рода остров русской цивилизации в центре Европы. Среди уехавших немалую часть составляли бережно хранившие любовь к России и своему многострадальному народу представители подлинной русской культуры и лучших традиций литературы Серебряного века, которые продолжали развиваться и в изгнании. Недаром Берлин называли “литературной столицей русской эмиграции”. Здесь жили, работали, публиковали свои произведения такие известные авторы, как А.Толстой, М.Горький, Б.Пастернак, А.Белый, В.Ходасевич, В.Набоков, В.Шкловский, А.Ремизов, Г.Иванов и многие другие. В числе литераторов, посещавших Берлин, были В.Маяковский, С.Есенин, М.Цветаева. В истории русской эмиграции именно Берлин, а не другой город, где существовала русская послереволюционная диаспора, объединяющую роль сыграл не случайно: зерна русской культуры упали на хорошо подготовленную почву давних и традиционно прочных российско-германских связей. В Берлине и его пригородах находилась примерно треть русского населения Германии, в этом городе сложился мощный культурный центр, вокруг которого объединились русские, жившие в Лейпциге, Дрездене и рассеянные по всей Германии. Эмигранты обосновались в Берлине довольно прочно, там издавались русские газеты, журналы, открылись русские магазины, банкиучебные заведения, возникли общественные организации, профессиональные союзы. Связь с родиной не прервалась: так, существовали даже объединения русских врачей, которые открыли курсы для тех, кто собирался поехать в Советскую Россию, чтобы помогать бороться там с голодом и эпидемиями. Сразу же после получения тревожных сообщений многие русские общественные и благотворительные организации развернули активную работу в поддержку голодающему населению России. Образовался общественный комитет, который на своем первом собрании постановил наладить контакт с комитетом помощи в Москве. Позднее это решение поддержал и Красный Крест. Особая культурно-историческая общность, сложившаяся в Берлине, оказала влияние не только на развитие художественного мастерства того или иного писателя, художника, будь то русский или представитель западноевропейской культуры, в этот период шел активный процесс взаимного обогащения общекультурного менталитета разных народов и обмена творческими приемами, создавался новый оригинальный тип общеевропейского художественного мышления. Так, во многом благодаря “русскому Берлину” Западная Европа познакомилась с такими влиятельными течениями в мировом искусстве ХХ века, как русский авангард, модернизм, а также русский формализм в литературоведении, под влиянием которого сложились многие западные теории и школы изучения литературы. Среди последних следует упомянуть структурализм, “новую критику” и современную герменевтику. В немалой степени этому процессу способствовал и такой примечательный фактор, как частичное отсутствие в начальный период существования феномена “русского Берлина” политической и идеологической окраски сложившейся ситуации (в наибольшей степени данное явление относится к области литературы и искусства). Далеко не все жившие в 1921-23 годах в Берлине русские являлись политическими эмигрантами: для одних Берлин являлся своего рода первым перевалочным пунктом после пересечения границы Советской России, остановкой в пути, пристанищем, где можно было в спокойной обстановке какое-то время подумать о дальнейшей судьбе, определить жизненные планы; для других — местом работы, командировок, издательской и книготорговой деятельности. В 1921-23 годах русская диаспора в Берлине — в отличие от других центров эмиграции — могла поддерживать постоянную двустороннюю связь с родиной, и это общение в большинстве случаев можно назвать свободным или почти свободным. Что касается литературы, то в те годы никто не отрицал, да и не мог отрицать существования единой русской литературы — за рубежом и на родине. Несмотря на определенные трудности с получением виз и заграничных паспортов в Советской России едва ли можно назвать крупного писателя, художника, артиста или деятеля искусства, не побывавшего в 20-е годы в Берлине или не выезжавшего в этот город в связи с творческой работой. 20-е годы издание русскими книг за границей еще не рассматривалось советскими властями с политической точки зрения — все это в будущем. То время можно с полным правом охарактеризовать как не имеющий в мировой истории аналогов момент уникального, но вместе с тем скоротечного баланса политических, экономических и культурных условий, позволявшего за пределами раздираемой непрекращающейся классовой борьбой, нищетой, голодом и неурядицами России сохранять, развивать и распространять по всему миру подлинные ценности русской культуры и русской литературы, оказавшие заметное влияние на все западноевропейское искусство ХХ века и навсегда вошедшие в его историю. Показательно, что в опубликованном А.Вейманом в Москве и Ленинграде библиографическом справочнике “Восемь лет русской художественной литературы (1917-1925)” российские и берлинские издания еще фигурируют в одном ряду. Более того, характер многочисленных книг, “толстых” литературных журналов и альманахов, выходивших в начале 20-х годов в Берлине, не дает оснований полагать, что там существовала некая особая литература, не связанная генетически с классической отечественной литературой. Таким образом, феномен культурной среды “русского Берлина”, с присущими ей чертами, характерными для интеллектуальной жизни дореволюционной России, явился одним из главных условий для сохранения за рубежом национального богатства русской культуры и литературы. Относительная простота получения германских въездных виз, территориальная близость, политика “заигрывания” германского правительства с большевиками и большевиков с германским правительством (еще при Ленине был взят курс на поддержку возрождающегося германского милитаризма: так, в обход версальского соглашения в Советской России были открыты командные курсы для немецких офицеров), низкая цена подверженной инфляции немецкой марки по отношению к доллару и франку — основным платежным средствам русской эмиграции, — а также традиционно прочные культурные отношения явились объективными причинами того, что к концу 1919 года в Берлине проживало около 7 тысяч русских, и ежемесячное увеличение доходило до тысячи человек. В конце 1923 года этот процесс пошел на убыль, и к 1930 году русских в Германии оставалось примерно 100 тысяч. Позднее начался длившийся долгие десятилетия период полной изоляции русского зарубежья от Советской России. В 1921-23 годах русских в Берлине было так много, что известное русское издательство Гржебина даже выпустило русский путеводитель по городу. Жизнь русской колонии сосредоточивалась в западной части города, в районе Гедехнискирхе. Здесь у русских было 6 банков, 3 ежедневные газеты, 20 книжных лавок и, по крайней мере, 17 крупных издательств (“Москва”, “Геликон”, “Слово”, “Скифы”, “Мысль”, “Врач”, “Литература”, Ладыжникова, Дьяковой, Бергера, Гликмана и другие). По некоторым данным, показывающим размах издательского дела в Берлине, с 1918 по 1928 год там существовало 188 специализирующихся в разных областях эмигрантских издательств. 9 Ни подобного количества, ни подобного разнообразия никогда не было ни в одном из центров русской диаспоры. Издавалось большое количество учебных пособий, поскольку русские общеобразовательные заведения в Германии испытывали в них острую нужду. Еще в 1919 году в Германии были открыты две гимназии для русских учащихся: русской академической группой и пастором Мазингом в Берлине, а также прогимназия Красного Креста в лагере Штейн. Занятия там проводились во второй половине дня в помещении местной немецкой школы. В берлинской гимназии в 1921 году количество учащихся доходило до 140, преподавателей — до 20. При гимназии работал детский сад и начальная школа, которые поддерживались муниципальным советом. Таким образом, возникшая между Шарлоттенбургом и Зоологическим садам “русская эмигрантская республика” представляла собой практически автономную структуру. В воспоминаниях русского художника С.Сегала жизнь того времени в Берлине описывается следующим образом: “В глаза бросаются витрины, плакаты, рекламы: “Мы говорим по-русски”, книжный магазин “Родина”, ресторан “Медведь” кафе “Москва”, русские парикхмахерские, газетные киоски, газеты, журналы. Мирное завоевание! Немцы об этом не беспокоились, они к этому уже привыкли.” 10 Характерным настроением многих русских, оказавшихся в Берлине, при всей их политической, сословной и имущественной разнице было то, что подавляющее большинство из них рассматривало свое положение как временное. Многие верили в наступление перемен в России и близкий крах “коммунистического рая”, другие связывали свою судьбу с переездом в другие страны. Постоянным оставалось стремление развивать национальную культуру, науку, систему образования. Эта идея объединяла всех русских за границей в 1921-23 годах. Одним из ярких воплощений идеи объединения явился организованный в феврале 1923 года Русский научный институт. Его открытию в немалой степени способствовало благожелательное отношение немецких официальных кругов, научной общественности Германии, Лиги Наций, многочисленных русских академических, общественных и студенческих организаций, а также высылка советскими властями в сентябре 1922 года большой группы профессоров и ученых. Открывая институт, русская эмиграция осознавала моральное обязательство перед трехтысячной массой русских студентов в Германии. Возможность поступить в европейские высшие учебные заведения ничем не ограничивалась, а в недавно образованной Чехословацкой демократической республике русским эмигрантам даже было предоставлено право бесплатно получить образование. Поэтому при создании “эмигрантского” института в Берлине его основатели решили обратить главное внимание на изучение русской духовной и материальной культуры, а также на распространение знаний по истории России. Прусское Министерство народного просвещения предоставило Русскому институту возможность пользоваться свободными помещениями в здании Бауакадемии и частью помещений Немецкого общества по изучению Восточной Европы. Был разработан устав, правила приема студентов, программы обучения на трех основных отделениях — духовной культуры, правовом и экономическом, — ряд спецкурсов. На отделении духовной культуры в основе учебного плана лежало изучение русской истории и т.д.
http://www.bsu.by/Cache/pdf/203843.pdf
Берлин как текст в метаромане В.В. Набокова и Э.М. Ремарка
Научная библиотека диссертаций и авторефератов disserCat http://www.dissercat.com/content/berlin-kak-tekst-v-metaromane-vv-nabokova-i-em-remarka#ixzz4AQkbfOkw
http://www.dissercat.com/content/berlin-kak-tekst-v-metaromane-vv-nabokova-i-em-remarka
«Русский Берлин» как литературный центр русской эмиграции первой половины 1920-х гг.
Писатели русского зарубежья пытались сохранить традиционное понимание миссии искусства как миссии духовно-нравственной: цель литературы — не литература сама по себе; ее назначение — воскрешение, запечатление исчезнувшей России, ее особого лика.
Важной составляющей феномена русского Берлина явилась своеобразная поэзия, одной из основополагающих черт которой стала ее сосредоточенность на идее изгнания, мотивы изгнания входят в поэтическую ткань произведений русских авторов в качестве доминантных. Образная структура большинства эмигрантских стихов основывается на ощущении безысходности, внутреннем неприятии эмигрантской жизни. Безвозвратно потерянный и воскрешаемый только в мечтах прежний мир оказывается окружен поэтическим ореолом[1].
Поэзию русского Берлина необходимо рассматривать как «сумму» эстетических исканий во многом отличных друг от друга художников «старшего» и «младшего» поколений. Кратковременность и интенсивность творческого взаимодействия внутри берлинского острова русской литературы позволяют говорить не о единой направленности эстетических исканий в рамках созданных литературных школ или направлений, а о неком сплаве постсимволистских тенденций и методов работы отдельных творцов, определявших специфику литературной ситуации русского Берлина.
Центральное положение поэтов «старшего» поколения (А. Белый, В. Ходасевич, С. Черный, М. Цветаева и др.) в системе общественно-литературных отношений первой столицы русской эмиграции определялось, прежде всего, их статусом в литературе, приобретенным еще до отъезда из России. Ко времени эмиграции каждый из творцов «старшего» поколения имел свой неповторимый почерк, художественные искания этого поколения авторов протекали в берлинский период в рамках уже заданной стилистической системы.
Однако сама ситуация эмиграции наметила резкий перелом в биографии каждого художника, что в свою очередь не могло не отразиться на их творческом методе. В поэтических системах крупных творцов наметился существенный сдвиг, следствием которого стало как изменение тематики, так и корректировка стихотворной интонации. Наиболее резкую форму эти изменения приобретают в творчестве В. Ходасевича, основное внимание которого сосредоточено в берлинские годы на поиске новых художественных средств для описания того опыта изгнания, который поэту пришлось пережить. Общее ощущение оставленности и чувство непоправимого внутреннего одиночества свойственно в берлинские годы лирике Андрея Белого и М. Цветаевой.
В творчестве поэтов «младшего» поколения (В. Набоков, В. Лурье и др.) в берлинский период заметно влияние традиций модернизма. Значительное количество стихов молодых авторов испытывает на себе существенное влияние таких известных мастеров слова, как А. Блок, Н. Гумилев, М. Кузмин, А. Ахматова, В. Брюсов. Вместе с тем, то явное преимущество, которое давала эмиграция молодому поколению авторов, делая их свободными в области духовных и эстетических исканий, было использовано ими в полной мере. Каждый поэт трудился над созданием собственной художественной манеры, реализовавшей себя, как правило, уже за рамками берлинского периода существования русской литературы: в 1930-е гг. XX века.
К концу 1923 года, когда резко ухудшились экономические условия берлинской жизни, а прежнее непрочное объединяющее начало русских эмигрантов распалось, затянувшаяся «остановка в пути» закончилась: одни двинулись дальше на Запад в другие центры русской эмиграции — Париж и Прагу, — многие вернулись назад — на Восток. Тем не менее книгоиздательская деятельность русских в Германии продолжалась, хотя и не в таких масштабах, и в последующие годы. Несмотря на относительно недолгий период существования русского Берлина, он – в силу интенсивности культурной жизни и насыщенности событиями – оказал определенное влияние не только на немецкую, но и на всю западную культуру. Этот период отмечен своеобразным духовным взаимопроникновением творческого сознания русских и немецких художников, скульпторов, философов, писателей: Карла Айнштайна и В. Кандинского, Т. Манна, Н. Мережковского, А. Ремизова; Вальтера Бенджамина и Аси Лацис; Б. Брехта и С. Третьякова.
http://www.museum-esenin.ru/publish/1624